Об этих землях ходят престранные слухи. Будто люди здесь рождаются с одной только ногой, тогда как другие говорят, что ноги у них две, но они чудовищно уродливы и могут испугать путника насмерть одним лишь своим видом. Находятся и такие, кто уверяет, что весь край сей населен оборотнями, и оставаться в этих местах на ночь означает обречь себя на неминуемую гибель. Нам пришлось уйти от Салуина, и жалеть об этом не приходится: незапланированный поворот привел нас в места, где не видели прежде европейцев, свел с дивными людьми. Свободные сроки позволяют двигаться по траекториям, которые подсказывает сама Дорога. Однако сейчас мы оказались значительно дальше, чем планировали, от озёр Равока, от Пемако, района внутри великого поворота Брахмапутры, к которому лежит наш дальнейший путь. Наезженная дорога вдоль Ю-чу до Восточно-Тибетского тракта и сам тракт гораздо менее интересны, чем малоизвестные проселочные дороги и селения вдоль них. Карты и снимки подсказывают: от Таю, крупного пункта на дороге, уходит через Ю-чу мост и идет дорога, выходящая к Салуину ровно в том месте, куда мы планировали дойти вдоль реки. И продолжается далее на запад – дорога ли, тропа ли, это мы сможем уже узнать только на месте. Решено возвращаться к первоначальному плану.
На пути у нас снова лежит пятитысячный перевал, который теперь уже предстоит преодолеть на нагруженных велосипедах. Есть и плюс – дорога, двигаться по которой значительно легче, чем по каменистым перевальным тропкам.
Bridge
Мост через Ю-чу
На подъеме за мостом нас подхватывает дребезжащий минивэн – за рулем сидит кудрявый тибетец в потертой кожаной косухе и с серьгой в ухе, очень похожий на цыгана. На лобовом стекле – портрет десятого Панчен-ламы и странного черного божества с высунутым языком. Никогда такого прежде не видели. Водить цыган почти не умеет, но отважно бросает своего коня на штурм крутых поворотов серпантина. Жутковато. Но пешком втаскивать велосипед на пять тысяч нет никакого желания – чувствую себя довольно неважно, лицо, руки, стопы отекли ещё на прошлом перевале, где мы очень быстро набрали высоту. С подъемом мир все растет и растет в размерах, деревни оказываются далеко внизу, и на все стороны окрест – только горы и горы. На перевале, как везде в Тибете – трепещут на ветру флаги, отправляя в небо молитвы.
Pereval
Дорога на перевал, вид с высоты 4700 м на деревни в долине Ю-чу Наш цыган едет до Гуми, деревни за перевалом, что очень нам подходит. Там мы уже спустимся до четырех тысяч, и идти будет много проще.
В Гуми мы планировали скромно отъехать за деревню, поставить палатку и продолжить наш путь на следующий день. Не тут-то было. Цыган с помпой остановился на главной улице деревни, и машина была тут же облеплена десятками лиц, приплюснувших носы к стеклам, лица скалили зубы и кричали. В наступающих сумерках стало как-то не по себе. Выгружаемые рюкзаки тут же подхватывали и, несмотря на наши протесты, утаскивали куда-то в сторону. Руководил процессом коренастый мужичок. После выгрузки велосипедов он крепко взял Сашу под локоть и повел в сторону большого П-образного здания. Во дворе резалась в бильярд молодежь.
Billiards
Ночной бильярд по-тибетски Удивительный факт, бильярд крайне популярен в Тибете; во всех поселках нам непременно встречались кособокие столы с облезшим сукном, кто-нибудь обязательно стучал кием по шарам. Достаточно сказать, что даже в Пани, куда нет дороги, мы видели на веранде дома массивную коробку бильярдного стола, привезенную, несомненно, с немалыми трудностями.
Нас завели в комнату с длинным столом и магазинными полками вдоль стен. На стене висел портрет Мао, красиво обрамленный буддийским шарфом-хадаком. Весь калейдоскоп лиц, окружавший машину на улице, теперь втиснулся в комнату, нависал над нами, хихикал в кулаки, тыкая пальцами. Крайне неприятными показались нам эти лица, ни одной открытой улыбки, теплого взгляда. «Заповедник гоблинов», - не сговариваясь, оценили мы окружающих, продолжая, однако, широко улыбаться. Зрителям вскоре надоело, и они отправились на двор к бильярду и громкой музыке. Напряжение падало, разливалась уже по стаканам ча-сума, сбитая миксером. Но новости лаобань, хозяин заведения, сообщил нам грустные: дальше Гуми дороги нет, есть лошадиная тропа, и та плохая. Особенно для вот этого – выразительный жест рукой в сторону велосипедов.
Zhao
Папа Жао на пороге своего магазинчика
Mao
Портрет Мао Цзедуна, украшенный буддистским хадаком, соседствует с глянцевым пантеоном китайских божеств Папа Жао, условно окрещу я хозяина, оказался неофициальным центром, мудрым управителем этого заповедника. Держит бильярд, продает пиво и устраивает по пятницам дискотеки для Гуми и окрестных деревень. Кроме того, держит на втором этаже «нумера» с заплеванным земляным полом и многочисленными топчанами для подвыпивших клиентов. Папа Жао настоятельно не рекомендует нам ставить палатку, и мы соглашаемся на топчан. Ночью под зажигательные ритмы китайской попсы мы сочиняем смешные истории о неказистых, но добрых местных однотопах и их мудром управителе, дошедшем некогда с Мао до самого Пекина и за то пожалованном угодьями и малым народом на воспитание. Покуда к нам среди ночи не вваливаются сами подвыпившие герои.